Candice Night Russian Fan Club

Мы все живем по законам массовой культуры. Слушаем ли по радио популярную музыку, идем ли в кино на американский блокбастер, покупаем ли газету, пестрящую жирными шрифтами и пугающими заголов-ками - мы выдаем в себе члена некой массы. Наше время - эпоха царствования массовой культуры, и все, что бы мы ни делали, явля-ется частью этой культуры. Легко ли в такое время сохранить свою индивидуальность, легко ли быть не таким, как все? Трудно, но тем сильнее соблазн попытаться это сделать.
Массовая культура, конечно, была всегда - даже тогда, когда термин этот еще ни-кому не приходил в голову, когда вообще не было никаких терминов. Говорят, например, что непреодолимое желание зевнуть, когда рядом зевнул другой - пережиток массовой культуры наших диких далеких предков, для которых зевок вождя означал команду "отбой" и которые передавали эту команду по цепочке, пока не было оповещено все стадо.
Она была всегда, но со временем приобретала все большие и большие масштабы, и могущество ее росло соразмерно скорости технического прогресса. Если в VIII веке ле-генду о Беовульфе знали только жители Аль-биона, да и то - лишь те счастливчики, у ко¬торых была словоохотливая бабка или дед, рассказывающие перед сном сказки, то в конце XX песню Spice Up Your Life, приду-манную все на том же туманном острове, знает каждый подросток в любой хоть не-много развитой стране. Что, подросток стал с веками умнее и любопытнее? Стал, но не сам по себе, а потому что к этому его подтолкнул прогресс, да и не в его любопытстве здесь дело, а в том, что песню Spice Up Your Life в конце XX века хоть раз в жизни, но услыша-ли все - даже те, кто отчаянно пытался этого избежать. Массовая культура не спрашивает наших личных пристрастий: она на то и мас-совая, чтобы удовлетворять одновременно всех, а если у кого-то при этом сильнейшая аллергия на какие-либо из ее продуктов -это уже не ее дело.
К концу второго тысячелетия массовая культура размахнулась так сильно, что, по-жалуй, нет больше ни одной области, в кото-рую бы она не внедрилась. Мы все носим бо¬лее или менее одинаковую одежду, ездим на машинах одних и тех же марок, едим одни и те же биг-маки и пиццы. Средства массовой информации, а также развитие транспорта превратили весь мир в то, что теперь приня¬то называть Глобальной Деревней. Японцы носят джинсы, русские парни едят картофель фри, французы - блины с икрой (причем, не в праздники, а просто так - их жарят прямо на улице), американцы же клеят на лоб индийские бинди и жгут восточные благовония, делая вид, что их изобрели негры в Гарлеме.
Или вот, скажем, искусст-во: казалось бы, самое место для того, чтобы побыть одному, чтобы ощутить прекрасное именно так, как ощущаешь его только ты один, и главное - вы-брать именно то прекрасное, ко-торое близко лишь тебе одному. Но и это становится не-возможным в эпоху, когда улыбчивую Джоконду рубят на ломтики паззла и продают миллионными тиражами, когда о крошечной выставке молодого художника рассказывают по очереди по трем телевизионным каналам, когда "Времена года" Вивальди хотя бы раз в день непременно появляются на какой-ни¬будь из радиоволн.
Впрочем, казалось бы, что может быть лучше? Ведь теперь у каждого простого че-ловека есть наконец реальная возможность стать культурной личностью, прикоснуться к прекрасному - хотя бы вот так, сидя в кресле и лениво помахивая пультом от телевизора... Но только почему же тогда среднестатисти-ческая рука упорно тянется переключить на другую программу, когда историк Радзин-ский заводит свои интересные рассказы про русских царей и французского императора? Почему на фильмы про Шварценеггера про-должает ходить раз в пятьсот больше народу, чем на Феллини или Антониони? Что же такое массовая культура: культура, которую несут в массы или культура, которую задают эти самые массы? И если верно второе пред-положение, то доросли ли массы до того, чтобы самим выбирать себе культуру?
Ницше говорил, что достоинство чело-века измеряется его умением быть одиноким, то есть той дистанцией, которую он устанав-ливает между собой и общепринятым. Очевидно, массовая культура может быть добром, но только в том случае, когда она учит вселенскому опыту, а человек умеет выбрать в этом опыте главное для себя самого, умеет в нем не раствориться.
Чтобы мысль эта стала понятнее, можно обратиться к помощи примеров. Вот, например, газеты и журналы. Посмотрите на людей в метрополитене и задайте себе вопрос: почему у 90% людей, читающих в поезде га¬зеты, в руках одинаковые два-три издания? Действительно ли это самые лучшие газеты и самое захватывающее чтиво из всего, что можно купить при входе в метро? Или дело тут в чем-то другом? Ведь есть же термин "стадное чувство", и, по-моему, в своем от-рицательном проявлении массовая культура развивает в человеке именно его. Наверняка, половину из этих 90% заинтересовали бы и другие издания, но - раз все, значит и я.
Или книги: их издается множество, но в метрополитене никто не станет продавать Фаулза или Фолкнера, зато в изобилии пред-ставлены "Бешеные", "Чокнутые", "Стукнутые" и "Бешеные-2". Что же является первопричи¬ной популярности второсортной литературы: читатели с дурным вкусом вынуждают ло-точников торговать макулатурой или наоборот - лоточники своим низкосортным товаром способствуют развитию у читателей дурного вкуса? Интересно было бы провести эксперимент: взять новорожденного ребенка обыкновенного представителя масс и посе-лить его в такие условия, куда не проникали бы дурные продукты массовой культуры - ни безграмотно написанные книги, ни дурацкие песни с незатейливыми мотивами, ни мульт-фильмы про Покемона, а вместо всего этого его глаз и ухо радовали бы профессионально сделанные фильмы, хорошо сыгранная и так же хорошо записанная музыка, интерес-ные и умные романы - неужели же и он, выбравшись, наконец, на волю, воскликнул бы: "Вот это круто!", услышав песню: "Моя мама варит кофе"? Тогда, наверное, можно было бы говорить о ни с чем не сравнимой мощимассовой культуры, о том, что человек как индивидуальность больше вообще не может существовать, что культура масс будет все и всегда решать за него.
Кстати, популярная музыка - действительно, очень интересный пример того, каких невероятных масштабов достигла массовая культура в наши дни. Парадокс: чтобы стать популярным и прославиться, артист вовсе не должен никого удивлять и предлагать что-либо новое и свежеизобретенное. Напротив, он должен быть как можно больше похож на некий уже созданный кем-то другим стан¬дарт. Например, если кто-то организовал группу Backstreet Boys, нужно непременно во всем мире тут же наштамповать как можно больше точно таких же "мальчуковых" групп, причем по возможности необходимо соблю¬сти внешнее сходство с членами ансамбля и подобрать похожий репертуар. Если запели и затанцевали девчонки - повсюду срочно со¬здаются такие же группы, с тем же количеством участниц и приблизительно с такими же песнями, только уровень профессионализма у всех немного разный. Прославилась Бритни Спирс - того же захотели и все остальные девочки-блондинки, на этот раз - одиночки. Почему так происходит, совершенно непонятно. Ведь в большинстве случаев лучше, чем было сделано, уже не получается - мо¬жет получиться только хуже. Любой закос под уже созданного кумира обречен на про¬вал: ведь если у страны уже есть одна Алла Пугачева, зачем же кому-то петь таким же голосом и делать себе такую же прическу? Пугачевских фанатов на свою сторону не пе-реманишь, а своих не заработаешь - ведь все, кто мог бы стать твоим фанатом, уже стали фанатами Пугачевой. По-моему, это вполне логично. Но только никакая логика не идет в расчет, когда в дело вмешивается массовая культура. Массы хотят Бритни Спирс? Пожалуйста - вот вам пятнадцать штук таких же. Понравился Робби Уильяме? Тогда вот вам еще Рикки Мартин и Энрике Иглесиас впридачу: все красавцы, все поют что-то очень похожее - недолго и перепу¬тать. И путают: я слышала, как по радио ди-джей назвал Робби Уильмса сыном Хулио Иглесиаса.
Впрочем, в том вопросе, какие произве¬дения искусства признать лучшими, всегда верховодила массовая культура. Другими словами, искусство всегда принадлежало народу - причем, народу не в положительном значении этого слова, а тому народу, который испанский философ Ортега-и-Гасет (кстати, это не два человека, как многие ду¬мают, а один) называл толпой. Толпа всегда очень любила цепляться за что-нибудь привычное, незатейливое - именно поэтому, на¬пример, очень долго не мог прославиться непопсовый Вагнер со своими выходящими за рамки привычного выкрутасами. А раз любят все привычное, так чего же стараться и выдумывать новое? Нравятся книжки про Бешеного? Держите двадцать пять продолжений, и даже пытаться не будем написать что-нибудь более достойное! Нам уже и самим противно, но что делать - толпа желает, значит нужно выполнять.

Но ведь Ницше, говоря о способности быть одиноким, имел в виду знание того, что хочешь именно ты сам - независимо от того, что кричат тебе на ухо из ларька у метро или ; показывают каждое утро по телевизору. Массовая культура все равно будет сущест-,' вовать столько, сколько человек будет жить в I обществе. Другое дело, что поддаваться вли¬янию этой культуры можно в разной степени. К сожалению, техническое развитие, к стремительному росту которого мы так привыкли, ставит нашу индивидуальность во все : более и более суровые условия. Неслучайно ведь именно в наше время (а точнее - в середине XX века) стали появляться на свет сначала битники, потом хиппи, потом панки и металлисты - все они отнюдь не были воинствующей молодежью, пытающейся раз¬рушить старый строй и построить новый мир. Просто они осознали всеобщую одина¬ковость, стандартность, невозможность отойти от общепринятых норм. Осознали - и испугались этого, испугались - и стали пытаться этому противостоять. Массовая культура объявляла основной ценностью семью и церковь, а битники на это заявляли, что : любить можно и вне брака, и в церковь хо-; дить совсем необязательно - главное, чтобы человек был хороший. Массы были за ук¬репление границ и вооружение, а хиппи -призывали бросить это дело и начать зани¬маться любовью. Когда же стало ясно, что тягаться с массовой культурой бесполезно и что малочисленных отщепенцев никто не слушает, стали стараться хотя бы выглядеть не так, как все - все-таки какая-то претензия на свободу от общественного мнения.
Технологии развиваются, и с ними вме-: сте растет мощь массовой культуры: чем дальше, тем меньше у индивидуальности остается возможностей проявить себя. Хорошо еще, например, если в телевизоре 12 : программ - хотя бы жалкий потуг на "дистанцию от толпы", на выбор того, что хочешь ты сам. А если программ всего три? Впро¬чем, здесь, наверное, срабатывает какой-то уравновешиватель: если программ мало или телевизора нет вообще, то массовая культу¬ра сама собой отступает, дает возможность почитать книги, пообщаться с соседями и знакомыми (хорошо бы и у них при этом не было телевизора). Конечно, остаются еще газеты, которые (в данном случае - к сожа-,' лению) стоят не так уж дорого и доступны практически всем: там-то она и таится культура масс, оттуда и внушает не всегда изысканный вкус и всегда - однобокий и не свой собственный взгляд на вещи.
Впрочем, бегство от информации - не выход из положения. Было бы проявлением слабости заявить: "Я - индивидуальность, я не стану смотреть ваш телевизор и читать ваши дурацкие газеты и журналы!" Прогрессивный человек должен идти в ногу с прогрессом и не отлынивать от него, а учиться извлекать из него пользу. Так, например, интереснейшее явление с точки зрения массовой культуры - интернет. С одной стороны, он уже куда опаснее для индивидуальности, чем газеты, радио, книги из метро и телевизор: ведь на связи с тобой
уже не один город и даже не одна страна, но весь мир! Какой ужас - как одной слабой : индивидуальности не сломиться перед таким! С другой стороны, интернет - это уже не 12 программ телевизора или три десятка радиостанций, которые дают хоть какой-то выбор, а бесконечно огромное количество : информации, и здесь наконец-то можно ,' почувствовать то самое ницшеанское одиночество. Сфера вашего интереса может оказаться здесь весьма узкой и редкой, а ! возможностей реального выбора - куда больше, чем в телевизоре или все на жур-' нальном лотке в метро. Наверное, интернет ! можно сравнить с огромным книжным или музыкальным магазином: там человеку то¬же дается хоть маленькая, но возможность проявить свою индивидуальность: подойти не к тому стенду, где толпятся любители бестселлеров, а туда, где совсем никого нет и где книги/диски даже слегка запылились от невостребованности.
Интернет - на сегодняшний день вер-I шина проявления власти массовой культуры, но в нем эта культура, пожалуй, впервые дает человеку возможность быть самим собой и не уподобляться толпе. Конечно, и здесь есть опасные "популярные" места, но есть при этом и множество других мест, так что никто не заставляет от скуки сидеть там же, где большинство. Интернет, как и большие книжные магазины, о которых уже го-ворилось, если к нему подойти с умом и со вкусом, способен вырастить по-настоящему современного человека, прекрасно осве¬домленного во всем, что происходит в мире (по крайней мере, в тех областях, которые его интересуют), но при этом не ставшего ! безликой частью этого мира.
Мне кажется, что сегодняшние подро-; стки - это не просто следующее за нашим поколение, они - совершенно иное поколе¬ние, с абсолютно другими информационны¬ми возможностями, жители другого уровня, другого мира, в котором массовая культура приобретает более мягкую форму, теряет ! свой образ диктатора. Конечно, мы тоже живем в этом новом мире, на этом новом уровне, но мы поднялись на этот уровень с предыдущего, из времени телевизора с тре¬мя программами, они же оказались на нем сразу, это их мир, их время. Когда сегодня 17-летняя девочка пишет вполне зрелую : статью об истории британской музыки, не : воспользовавшись ни одним справочником I и ни одной книжкой, да еще сопровождает все написанное своим собственным, вполне оформившимся мнением, я честно говорю, что в свои 17 лет всего этого не знала и не ! могла знать. И если признать, что массовая культура сегодня - это интернет, то массовая культура - это хорошо. Главное, чтобы хотя бы это новое поколение, которому почти с самого рождения дается право выбора, научилось этим правом пользоваться. Тогда со временем люди перестали бы так сильно I влиять на мнение и вкус друг друга, и у каждого появилось бы свой собственный взгляд и собственное мнение. А слова "толпа" и "массовая культура" тогда и вовсе вышли бы из употребления.

Статья отсканирована из журнала Upgrade